Книга Доброволец. На Великой войне - Сергей Бутко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могут, конечно, ставку сделать на тайную войну, пытаясь разрушить Российскую империю изнутри. И не только они, кстати, а и другие «дружественные» нам державы. Но если в известной мне истории это удалось, то в нынешней шансы на революционный взрыв стремительно тают, как снег весной. Я не смог скрыть улыбки, когда прочитал в чудом добытой газете сообщение о создании высочайшим повелением при Министерстве обороны очень интересной организации под названием «Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с революцией и саботажем» – ВЧК. И судя по тому, как работает это детище «форточников», внутренним (да и внешним) врагам России остается только кусать локти от злобы и бессилия. Господа чекисты, к ужасу всей тыловой сволоты и ворья, порядок наводят быстро и жестоко, используя в случае необходимости непосредственно подчиненные им спецвойска. Те очень даже пригодились для подавления волны вооруженных выступлений, прокатившихся по Москве, Питеру, Киеву, Казани, Нижнему Новгороду и еще семи городам империи. Прибалтику с Финляндией, Польшей и Кавказом тоже лихорадило, но недолго. ВЧК и там поработала.
А уж про громкие аресты среди либералов и социалистов вообще говорить не приходится. Началась настоящая охота на маститых изменников родины. Мануйлов, Львов, Коновалов, Рябушинский, Чернов, Авксентьев… Керенского тоже взяли. Общественность, ошарашенная резкими переменами, не знала, что и думать. Подозреваю, что нынешний государь дал отмашку всему этому радикальному действу лишь под чьим-то сильным нажимом. Так что теперь у нас в тылу нечто вроде военной диктатуры намечается. Я вновь не смог скрыть улыбки, когда увидел на одной из газетных страниц статью об аресте того же Керенского. Есть и фотография, на которой несостоявшегося лидера Временного правительства по бокам сжали два жандарма, а рядом что-то зачитывает молодой человек в фуражке, кожаной черной куртке и с «Маузером» на ремне. Ну что, рожденные контрреволюцией, дерзайте дальше. Может, вам удастся малой кровью отвратить кровь большую и не дать России скатиться в бездну смуты и новой братоубийственной войны. А мне прямо сейчас дико хочется забраться в палатку, чтобы провалиться в другую бездну – в бездну сна…
Снился какой-то тщедушный старичок в смятой черной шапочке, надетой на лысину, и в черном же поношенном костюме-тройке. Бедолага буквально завис в воздухе, окутанный то ли дымом, то ли просто густым туманом, сквозь который проступали яркие блики. Сухая рука с желтоватыми пальцами что-то сжала, и старик исчез, напоследок крикнув: «Вставай!» Я проснулся совершенно не выспавшимся и разбитым, что, впрочем, не помешало мне быстро привести себя в форму. Снова переход, и снова дорожная тряска в поисках отступающего неприятеля. Пожалуй, если так будет продолжаться и дальше, то мы и в самом деле дойдем беспрепятственно до Вены, а затем и Берлина, чтобы водрузить Знамя Победы на крышу Рейхстага.
«И обязательно не забыть расписаться на стене…» – подумал я, когда отряд опять двинулся в поход, вместе со всем фронтом стремясь вперед. Туда, где всех нас ждала либо гибель, либо окончание этой уже опостылевшей до чертиков войны.
Отряд прошел через Мизо-Лаборчи – заброшенный венгерский городишко, разбитый снарядами. Все свободные помещения уже забиты штабами, но нам нужно дальше. Туда, где два узких ущелья стоят под углом друг к другу: прямо – долина реки Вильсавы, слева – долина реки Виравы. Отряд свернул влево и вскоре остановился в нескольких километрах от выжженной, разоренной войной деревеньки. Привал, господа наступающие. Ждите дальнейших приказаний, а пока располагайтесь на благоухающей траве, чайник кипятите, рассуждайте о правой или же неправой, на ваш взгляд, деятельности всесильной ВЧК.
– Эвон, как с ними все непросто. Такой силищей эти чекисты наделены, что любого генерала за шкирку взять могут и арестовать.
– Враки все это.
– Вот те крест! Тут сказывают, что и на фронте их брат уже вовсю промышляет.
– Да ну. И чего они здесь делают?
– Ясно дело, врагов внутренних и внешних ловят. А как поймают – сразу к стенке и бах пулю в лоб без суда, и в землю.
– Значит, и этого закопают! – раздался насмешливый голос приближающегося к костру Корсакова. Все разом повернулись в его сторону и увидели, как фейерверкер ведет пленного австрийского солдата. Если верить словам Корсакова, то австрияка он добыл в деревне, куда уже успел сбегать. Еще одной неожиданной новостью оказалось то, что пленный слишком хорошо говорил по-русски. К нему немедленно подскочил Унгерн, несколько секунд буквально сверлил пленного глазами, будто заглядывая в самую душу, а затем грубо, с нажимом начал допрашивать. Ох и любопытный допрос получился:
– Ты где попался?! Какого полка?!
– Пятьдесят второго пехотного Виленского полка, ваше благородие…
– Как так?! Ведь ты австрияк!
– Так у них я в первом Царском. Когда меня забрали в плен, то говорят: «Ты же поляк, тебе все равно, за кого драться: за Николая или за Францишку Юзефа. Бери ружье и ступай с нашими». Я и пошел.
– Так ты, мерзавец, дезертир! Тебя расстрелять надо!
– Не могу знать…[118]
Допрос был прерван новым приказом командования: пехоте ровно в десять утра начать атаку, выбить австрийцев из деревни Вирава и расположенных за ней окопов. Раздраженно скомкав бумагу, барон прошипел пленному:
– Ладно, я с тобой позже разделаюсь!.. Приготовить гранаты к бою!..
Специально обученные физически более сильные казаки-гранатометчики быстро начали разбирать лежащие в ящиках РГ-14. Но до гранат еще дойдет очередь, а прежде на участке поработает артиллерия.
Ближе к десяти дивизион загремел. Горное эхо моментально начало разносить звуки орудийных выстрелов далеко по лощинам и проходам. У меня заложило уши от одного сплошного гула. Снаряды бьют по австрийцам, и те, отступая к хребту, укрываются в окопах. Но и там враги не задержались надолго. Первыми на штурм окопов идем мы, забираясь как муравьи на скалы, цепляясь за выступы, за ветки кустов, сжимая в руках шашки и штыки. Ярь дергает меня в разные стороны, словно девчонка тряпичную куклу, спасает от опасных вражеских пуль. А пули у австрийцев разрывные и давно уже в ходу, несмотря на запреты[119]. Сволочи! Каждая из таких вот «маслин» моментально рвется при самом легком прикосновении к чему-либо. «Маслины» злят наступающих, но нас уже не остановить. Когда казаки подобрались на два десятка шагов от окопов и можно было уже различить перекошенные то ли от злобы, то ли от страха лица австрийских стрелков, Унгерн скомандовал:
– Гранатометчики! Кидай!
Все моментально залегли, а в воздухе замелькали гранаты. Когда стихли последние разрывы, снова раздалась команда: